ЕВРАЗИЯ - Российская военно-космическая оборона и бреши противоракетной «философии» Алексея Арбатова (Часть первая)

В электронной версии «Независимого военного обозрения» от 31.05.2013 опубликована статья Алексея Арбатова «Противоракетная философия», в которой академик пеняет создателям российской военно-космической обороны (ВКО), в первую очередь - официальным структурам Министерства обороны - отсутствие доктринальной внятности и пассивность в исполнении указаний Верховного главнокомандующего. По мнению Арбатова-младшего, это проявляется в неспособности и нежелании стратегических институтов Министерства обороны создать ясную «философию» ВКО. На необходимость иметь такую философию, напоминает академик, Владимир Путин указывал экспертному сообществу ещё в статусе кандидата на президентский пост.

Военную угрозу для России представляют отнюдь не «третьи страны», а страны ведущие, т. е. США и НАТО. И представляют именно потому, что их политика направлена на достижение преобладающего превосходства в военной сфере.

Поскольку на создание системы ВКО в рамках Государственной программы вооружения до 2020 года (ГПВ 2020) выделяются значительные средства, а окружающий нас мир полон т. н. «непрогнозируемых угроз», есть смысл оценить обоснованность арбатовских упрёков и уяснить реальные причины его «озабоченности» состоянием дел на этом важнейшем направлении обеспечения военной безопасности государства.

Концептуальная «невнятность» российской ВКО: миф или реальность?

Свои поиски «философского камня» в сфере ВКО академик Арбатов-младший сводит к постановке двух базовых вопросов: о направленности и планируемом потенциале системы воздушно-космической обороны. Отдав рассуждениям на эту тему львиную долю своей статьи и не найдя ответа, Алексей Арбатов завершает свой материал вполне традиционным для него и его единомышленников советом - предлагает искать ясность на путях взаимодействия с потенциальным геополитическим и военным противником России - Соединёнными Штатами. Автор в данном случае выражается вполне определённо и конкретно, поскольку, в очередной раз старательно «перелопатив» те же источники, что и Алексей Георгиевич, никакой доктринальной невнятности именно в части установок и вытекающих из них задач обнаружить не смог.

Ответы на поставленные вопросы академик Арбатов-младший пытается найти в трёх документах, которые, по его мнению, могли бы и должны были бы стать концептуальной основой строительства военно-космической обороны России. Это «Концепция воздушно-космической обороны» (2006), «Концепция строительства и развития вооружённых сил» (2010) и «Военная доктрина Российской Федерации» (2010). Первые два документа, к большому сожалению Алексея Арбатова, «до сих пор» являются секретными, в силу чего явно оспаривать их концептуальную состоятельность академик не может, но, на всякий случай, выражает соответствующие сомнения. Таким образом, единственно доступным предметом исследования для Арбатова-младшего остаётся открытая для ознакомления Военная доктрина. И что же в ней о ВКО? Дадим слово академику:

«Сомнения не развеивает и открытый раздел Военной доктрины Российской Федерации от 2010 года. Среди основных задач Вооруженных сил и других войск в мирное время (пункт 27) непосредственно к ВКО относятся, во-первых, "Своевременное предупреждение Верховного главнокомандующего Вооруженными силами Российской Федерации о воздушно-космическом нападении…"; во-вторых, "Обеспечение противовоздушной обороны важнейших объектов Российской Федерации и готовность к отражению ударов средств воздушно-космического нападения"».

И далее:

«В этой связи возникают серьезные вопросы. Начать с того, что обе задачи скорее относятся к задачам не мирного времени, а периода непосредственной угрозы агрессии и даже ее начала, хотя понятно, что материальную и оперативную базу для их выполнения надо создавать в мирных условиях. Еще о ВКО говорится в пункте 30 ("Основные задачи развития военной организации"), где среди прочего упомянуто «совершенствование системы противовоздушной обороны и создание системы воздушно-космической обороны Российской Федерации».

Поскольку в двух местах отражение ударов средств воздушно-космического нападения (СВКН) и система ВКО упоминаются наряду с противовоздушной обороной (ПВО), постольку можно предположить, что ПВО не является частью ВКО. Тогда возникает другой вопрос: что относится к понятию «средства воздушно-космического нападения», с применением которых может осуществиться «воздушно-космическое нападение», о котором ВКО должна «предупредить Верховного главнокомандующего» и «готовность к отражению» которого она должна иметь»?

Во-первых, отметим, что упоминание Военной доктриной готовности к отражению ударов СВКН и СОЗДАНИЯ системы ВКО в непосредственной «увязке» с обеспечением противовоздушной обороны важнейших объектов и совершенствованием системы ПВО приводит к абсолютно обратному логическому предположению, а именно, - система ПВО является составной частью СОЗДАЮЩЕЙСЯ системы ВКО. И при такой логичной трактовке вопрос Арбатова-младшего о том, что относится к средствам воздушно-космического нападения, является предметом чисто технической дискуссии на экспертном уровне, но никак не отправной точкой для философских изысканий. Во всяком случае, автору хотелось бы надеяться, что перечень типов целей, которые система ВКО будет способна обнаруживать, захватывать, сопровождать и поражать, в открытой печати не появится.

Во-вторых, отметим, что сам Арбатов-младший и цитируемые им эксперты в полемической суете допускают ошибку чисто философского характера. Во всяком случае, применительно к обсуждаемой теме. Они совершенно легко и необоснованно отождествляют термины «средства воздушно-космического нападения» и «воздушно-космические средства».

Первое определение очевидно шире, и его основу составляет не «железо», а среда, из которой боевые средства способны наносить удары по назначенным целям. Эта среда - воздушное и космическое пространство. А к средствам может относиться всё, начиная от самолётов и боевых дирижаблей до баллистических ракет и гиперзвуковых ударных комплексов. Ничего нового в этом нет и радиотехнические узлы системы ПРН уже почти шестьдесят лет контролирует обстановку именно в воздушно-космическом пространстве. Каждый в своём секторе. И создающаяся система ВКО нацелена на парирование любой угрозы, исходящей национальной безопасности России из этой среды. Второе же определение акцентирует способность определённой части боевых средств одновременно решать задачи в атмосфере и космосе. Кажется, и не философу ясно, что речь здесь идёт о частном случае и, что «воздушно-космические средства» являются частью средств воздушно-космического нападения (СВКН). Словом, наш академик и его единомышленники элементарно запутались в категориях «общего» и «частного».

В-третьих, в отличие от Арбатова-младшего, автору без особого труда удалось найти ещё один открытый источник, по ознакомлении с которым положения Военной доктрины России становятся намного более доступными именно для понимания направленности ведущегося у нас в стране военного строительства. Речь идёт о «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года» - главном документе России, определяющем доктринальные установки и вектор практической политики для всех составляющих сил обеспечения национальной безопасности России. Автор хотел бы порекомендовать академику и его единомышленникам найти свободное время и внимательно ознакомиться с содержанием упомянутого документа.

Теперь, переходя к дискуссии с академиком, уточним для читателя, что под «направленностью» системы ВКО понимаются угрозы и риски, на противодействие и парирование которых она нацелена. В свою очередь под «потенциалом», понимается практический уровень боевых и прочих возможностей системы по нейтрализации угроз и рисков соответствующего уровня и масштаба.

Чем же, в контексте данного уточнения, интересна приведённая выше арбатовская цитата? Во-первых, демонстративной схоластикой логического подхода, выделяющего задачи «мирного» и «военного» времени в рассуждениях о задачах системы ВКО. И сам Арбатов, и его единомышленники прекрасно знают, что система ВКО и все потенциально входящие в неё структурные компоненты решают свои задачи, находясь в состоянии постоянной готовности. Основной задачей является поддержание заданного уровня боевой готовности, а он для мирного и военного времени в таких системах практически идентичен. Для наглядности используем метафору: воздушно-космическая оборона - это часовой на посту. А задачи часового, что в мирное время, что в период войны одинаковы, - это охрана и оборона объекта. Часовой непрерывно охраняет свой объект и, в случае нападения подаёт сигнал тревоги и вступает в бой. Один или в составе караула, как наша ВКО в составе Вооружённых Сил России. В этом заключается, так сказать, «философская составляющая» вопроса. Различия появляются лишь в угрожаемый период, но они касаются не задач и уровня боеготовности, а режима несения службы личным составом. Это значит, что перемены имеют чисто «технический», но никак не философский характер. Скажем, караул может быть усилен и на пост, вместо одного часового, могут выставляться два или три. Таким образом, формально и искусственно конструируя фундамент для своих сомнений, академик просто подыскивает подходящий повод для «вступления в тему». И получается у него это плохо.

Далее по сюжету глубина искусственных академических «сомнений» продолжает стремительно нарастать. Академик, вглядываясь в Военную Доктрину, как автор уже упомянул, демонстративно пытается блуждать в лесу «из двух сосен», выясняя, является ли противовоздушная оборона (ПВО) частью системы ВКО или всё-таки нет. Хотелось бы надеяться, что указания Верховного главнокомандующего, высказанные на расширенной коллегии Минобороны ещё весной 2011 года, помогут Алексею Арбатову в поисках однозначного ответа. Как полагает автор, на коллегии присутствовали люди хорошо знакомые с содержанием упомянутого документа. Вот что сказал президент:

«В этом году (2011) должна быть создана ЕДИНАЯ система воздушно-космической обороны. Нужно ОБЪЕДИНИТЬ под общим управлением существующие системы противовоздушной и противоракетной обороны, предупреждения о ракетном нападении и контроля космического пространства».

Интересная деталь. Кратко описывая в начале своей статьи перипетии, связанные со становлением российской системы ВКО, Арбатов-младший упоминает об этой коллегии. Но при выстраивании цепи искусственных сомнений и противоречий, его весьма кстати «подводит память». По ходу дела отметим, что Генштаб и Минобороны пока доложили о создании войск воздушно-космической обороны, а Верховный главнокомандующий поставил задачу создать систему ВКО. Компетентные эксперты ещё полтора года назад обратили внимание на это настораживающее концептуальное расхождение, но Алексея Арбатова среди них не было. И в своей статье по тематике философии военно-космической обороны он совершенно спокойно оперирует определениями «войска ВКО» и «система ВКО» как равноценными понятиями, будто философских различий между понятием «система» и «войска» для доктора исторических наук и академика не существует.

Теперь, оказав помощь академику в выяснении концептуальных взаимоотношений систем ПВО и ВКО, есть смысл остановиться на «направленности», т. е. выяснить, каким же рискам и угрозам противостоят Вооруженные силы России и военно-космическая оборона, как их составляющая. Заодно «реабилитируем» Стратегию национальной безопасности и Военную доктрину. Это необходимо сделать уже потому, что Алексей Арбатов непрерывно на протяжении многих лет пытается навязывать российским политикам, экспертному сообществу и россиянам тезис об угрозах, исходящих от каких-то «третьих стран». Начнём со Стратегии.

Раздел 1 «Национальная оборона»

«30. Угрозами военной безопасности являются: политика ряда ведущих зарубежных стран, направленная на достижение преобладающего превосходства в военной сфере, прежде всего в стратегических ядерных силах, путем развития высокоточных, информационных и других высокотехнологичных средств ведения вооруженной борьбы, стратегических вооружений в неядерном оснащении, формирования в одностороннем порядке глобальной системы противоракетной обороны и милитаризации околоземного космического пространства, способных привести к новому витку гонки вооружений».

Всё совершенно ясно и очевидно. Все приоритеты расставлены предельно чётко. Военную угрозу для России представляют отнюдь не «третьи страны», а страны ведущие, т. е. США и НАТО. И представляют именно потому, что их политика, и концептуально, и практически десятилетиями неизменно направлена на достижение преобладающего превосходства в военной сфере. Сначала над СССР, теперь - над Россией. Тех, кто сомневается в доктринальной обоснованности и объективности этого положения нашей Стратегии, автор адресует к размеру военного бюджета США. Подискутировать о прочих мелочах американского военного строительства можно будет позднее. Понятно, что обладание ядерным оружием такими субъектами международного права, как Израиль, Пакистан, КНДР или, скажем, Иран, Россию отнюдь не радует. Но поскольку политика всех упомянутых «третьих» не направлена на получение военного превосходства над Россией, Россия не рассматривает эти страны в качестве источника значимой военной угрозы своей национальной безопасности.

Далее, автор хотел бы обратить внимание академика на внесение в перечень военных угроз «формирования в одностороннем порядке глобальной системы противоракетной обороны и милитаризации околоземного космического пространства». Это как раз то, что, безуспешно, искал Алексей Арбатов, выясняя направленность российской системы ВКО. Насколько известно автору, ни КНДР, ни Иран, ни Пакистан, ни Индия, ни КНР, планов строительства глобальной ПРО не имеют. И к милитаризации космического пространства не стремятся. Значит, военно-космическая оборона России будет иметь их «в виду», и не более того. А первоочередное внимание исключительно к «стратегическим партнёрам» и их союзникам, предоставляющим территорию своих государств для размещения элементов инфраструктуры американской глобальной НПРО. Автор полагает, что в условиях ограниченных финансовых возможностей Россия совершенно логично концентрирует средства и направляет усилия на парирование главных угроз, а угрозы «третьестепенные» могут и подождать. Академик Арбатов-младший и его единомышленники считают, что надо поступать наоборот.

С главными военными угрозами, на доктринальном уровне разобрались. Теперь вернёмся снова к Военной доктрине, документу, в концептуальном плане подчинённому Стратегии. Каким же потенциалом должна обладать военно-космическая оборона как часть вооружённых сил? Логично предположить, что достаточным для решения поставленных перед вооружёнными силами задач. Вот они:

«27. Основные задачи Вооруженных Сил и других войск в мирное время:

а) защита суверенитета Российской Федерации, целостности и неприкосновенности ее территории;

б) стратегическое сдерживание, в том числе предотвращение военных конфликтов;

в) поддержание состава, состояния боевой и мобилизационной готовности и подготовки стратегических ядерных сил, сил и средств, обеспечивающих их функционирование и применение, а также систем управления на уровне, гарантирующем нанесение заданного ущерба агрессору в любых условиях обстановки;

г) своевременное предупреждение Верховного Главнокомандующего Вооруженными Силами Российской Федерации о воздушно-космическом нападении, оповещение органов государственного и военного управления, войск (сил) о военных опасностях и военных угрозах;

д) поддержание способности Вооруженных Сил и других войск к заблаговременному развертыванию группировок войск (сил) на потенциально опасных стратегических направлениях, а также их готовности к боевому применению;

е) обеспечение противовоздушной обороны важнейших объектов Российской Федерации и готовность к отражению ударов средств воздушно-космического нападения;

ж) развертывание и поддержание в стратегической космической зоне орбитальных группировок космических аппаратов, обеспечивающих деятельность Вооруженных Сил Российской Федерации».

Странно, что Алексей Арбатов обозначил «относящимися непосредственно к ВКО» лишь задачи, указанные в пунктах г) и е), и совершенно не обратил в этой связи внимания на пункт б), определяющий решение вооружёнными силами задач стратегического сдерживания и предотвращения военных конфликтов. Выходит, по странной логике руководителя Центра международной безопасности РАН, решение задач стратегического сдерживания в современных условиях возможно без участия системы ВКО? Как полагает автор, именно система ВКО должна обеспечить нашим силам ядерного сдерживания, возможность нанесения уничтожающего ответного удара по любому агрессору - это как минимум. И упреждающего удара в случае достоверной информации о начале агрессии - в идеале.

В ответ мы будем стрелять по американским и европейским городам, поскольку наносить удары оставшимися средствами по шахтам и мобильным платформам агрессора, из которых уже вышли носители и ушли в нашу сторону, бессмысленно.

Теперь уточним, как наша Военная доктрина трактует понятие «военный конфликт».

«6. В Военной доктрине используются следующие основные понятия:

г) военный конфликт - форма разрешения межгосударственных или внутригосударственных противоречий с применением военной силы (понятие охватывает все виды вооруженного противоборства, включая крупномасштабные, региональные, локальные войны и вооруженные конфликты)».

Как видно из уточнения, «понятие охватывает все виды вооружённого противоборства». Поэтому весьма логично предположение, что потенциал создающейся в России системы ВКО будет достаточным для обеспечения успешных действий вооружённых сил в военных конфликтах любого уровня. От «большой» ракетно-ядерной войны до отражения мифической «ракетной атаки» террористов. Во всяком случае, никакой философской неясности по этой части в нашей Военной доктрине нет. Впрочем, для сомневающихся, Военная доктрина приводит основные черты современных военных конфликтов:

«12. Характерные черты современных военных конфликтов:

а) комплексное применение военной силы и сил и средств невоенного характера;

б) массированное применение систем вооружения и военной техники, основанных на новых физических принципах и сопоставимых по эффективности с ядерным оружием;

в) расширение масштабов применения войск (сил) и средств, действующих в воздушно-космическом пространстве».

Как видно, пункт в) тоже имеет к воздушно-космической обороне самое прямое отношение. Создаётся впечатление, что Алексей Арбатов даже единственный, найденный им открытый документ концептуального характера по вопросу ВКО читал весьма бегло и «по диагонали». Последнее не делает ему чести ни как эксперту, ни как руководителю Центра международной безопасности РАН.

Возвращаясь к вопросу о необходимом потенциале российской системы ВКО, в контексте приведённой метафоры с нашим часовым отметим, что Военная доктрина совершенно конкретна именно в концептуальном плане. Часовой должен быть способен и готов защищать свой объект не только от случайно заблудившихся, подвыпивших бродяг или агрессивных и наглых хулиганов, но и от хорошо обученных и организованных диверсантов и террористов. И наша ВКО должна быть ориентирована, способна и готова защищать Россию от всех видов военных угроз. Это значит, в первую очередь, от военных угроз реальных, исходящих для национальной безопасности России от реально существующего военного потенциала США и НАТО. Этот потенциал постоянно технически и технологически совершенствуется. Он количественно наращивается и способен как к нанесению массированных, так и одиночных или групповых ударов. Как ракетно-ядерным оружием, так и высокоточным оружием в неядерном оснащении или и тем и другим вместе.

Тезис Арбатова-младшего о «невозможности» с помощью любой системы ВКО обеспечить стопроцентную защиту при массированном ядерном ударе со стороны США и его предложение не акцентировать направленности системы на отражение массированного удара по России стратегическими наступательными силами (СНС) США ущербны. По мнению академика:

«Если к категории СВКН относятся баллистические и аэродинамические носители ядерного оружия СЯС США и речь идет об отражении массированного удара, то воздушно-космическая оборона территории России может тоже быть расценена как направленная на ослабление американского потенциала ядерного сдерживания. Она теоретически станет дестабилизирующей, хотя такая возможность для ВКО недостижима в обозримом будущем. … Если же российская система будет защищать объекты госуправления, СПРН и СЯС от удара высокоточных аэродинамических и баллистических носителей обычного и ядерного оружия, то она будет важным элементом укрепления стратегической стабильности - особенно при понижении количественных уровней СЯС».

Возникает вопрос, от удара чьих высокоточных аэродинамических и баллистических носителей обычного и ядерного оружия (в том числе и перспективных), если не американских и натовских, должна защищать российская система ВКО? Не обозначая потенциальной угрозы даже в общих чертах, но предлагая отказаться от парирования массированного удара СНС США, академик, по сути, предлагает строить воздушно-космическую оборону по принципу «пальцем в небо». Напомним, что трансформированные СНС США уже десяток лет как состоят не только из ядерной составляющей. Значительную долю их общего потенциала составляют высокоточные ударные средства, применяемые с морских и воздушных платформ. Таким образом, обозначая американские СНС как СЯС (т. е. как чисто ядерные), академик явно лукавит, тем более, в контексте упомянутого им «понижения количественных уровней СЯС», к чему Вашингтон так навязчиво стремится.

Странно получается: отражать массированный удар СНС США по России ядерными и неядерными средствами наша военно-космическая оборона не должна, и, в тоже время, наши СЯС, являясь «чисто ядерными», подлежат дальнейшему сокращению. Высокоточного оружия и необходимого количества мобильных платформ для его размещения у России нет. Чем же нам и как обеспечивать стратегическое сдерживание потенциального агрессора возможностью гарантированного нанесения ответного удара с неприемлемым для агрессора ущербом? Фактически, России предлагается единственный вариант - начать форсировано наращивать арсеналы высокоточных неядерных ударных средств поражения и мобильных платформ для их размещения. То есть, вступить в новую гонку вооружений, к тому же в сфере, где Запад уже имеет перед нами изрядную «фору». Отметим, что стратегическое сдерживание военными средствами обеспечивается паритетом военных потенциалов. Это значит, что России при переходе на стратегическое сдерживание «безъядерными средствами» придётся форсировано строить тысячи высокоточных ударных систем, причём в количественном плане буквально «один к одному» с атлантистами. Иначе паритета не обеспечить, а уж нанесения необратимого ущерба в ответном ударе тем более.

Не менее странен, в контексте потенциала российской ВКО, и следующий тезис Арбатова-младшего:

«Например, оборона указанных защищенных объектов от удара ядерных боеголовок баллистических ракет США была бы неизмеримо легче достижима (а требования к ее эффективности - менее жесткими), чем ПРО и ПВО для защиты промышленности и населения страны от ядерной агрессии».

Почему же требования к эффективности противоракетной и противовоздушной обороны наших объектов стратегического сдерживания могут быть «менее жесткими»? Всё, как раз, совершенно наоборот. Наши ядерные средства ответного удара по своему предназначению - это гарантия неотвратимого возмездия агрессору за удар по России. Именно поэтому, их противоракетное и противовоздушное прикрытие должно быть более эффективным, чем прикрытие наших городов. В ответ мы будем стрелять по американским и европейским городам, поскольку наносить удары оставшимися средствами по шахтам и мобильным платформам агрессора, из которых уже вышли носители и ушли в нашу сторону, бессмысленно. Агрессор должен знать и понимать это совершенно чётко и заранее. В этом и заключается гуманизм нашего «противоценностного» подхода, заставляющего агрессора подумать о выживании своего населения, прежде чем он решит «нажать на кнопку».

Окончание здесь