ЕВРАЗИЯ - Как японцы с Антихристом бились

Известно, что к западному христианству в Японии и поныне относятся в диапазоне от настороженного до враждебного: четыре века религиозной и социокультурной интервенции были полярно противоположны тому, что постулирует, предписывает и укрепляет традиция. А именно – это было миссионерство креационизма. Православие и, в частности, манифестационисты-исихаcты до микроконтинента (важный геополитический фактор) не добрались, инициативу захватили сплошь католики и протестанты. Голландцы, с самого начала преследовали цель – добиться от доминирующего сёгуната льгот в области торговли; и, теперь настало время разоблачить этот коварный иезуитский план:

Христианство в Японии очень скоро стало прерогативой черни, распространяемое через шудр (служащих) у аристократии. Одну из ключевых партий в деструктивном процессе модернизации блестяще сыграли женщины.

Как и его предшественник Тоётоми Хидэоси, Иэясу поддерживал торговлю с другими странами, но очень подозрительно относился к иностранцам. Поначалу он хотел сделать Эдо приоритетным портом; но, после того, как понял, что европейцы предпочитают порты на острове Кюсю и Китай отверг его планы официальной торговли, он решил усилить контроль в данной сфере, и разрешил торговать определёнными товарами только через малые, подвластные ему порты (политика сакоку).

«Христианская проблема» состояла, фактически, из проблемы управления христианскими даймё на острове Кюсю и торговли с иностранцами. В 1612 г. всем вассалам сёгуна и жителям земель, принадлежавших [клану] Токугава, было приказано отречься от христианства. В последующие годы репрессии против христиан и ограничения на торговлю с иностранцами всё время усиливались. В 1616 г. число открытых для торговли с иностранцами портов уменьшилось до Нагасаки и Хирадо (порт на острове к северо-востоку от Кюсю); в 1622 г. сёгунат казнил 120 миссионеров и новообращённых; в 1624 г. была запрещена торговля с Испанией, в 1629 г. были казнены тысячи христиан. Наконец, в 1635 г. вышел указ о запрете японцам покидать пределы страны и о запрете уже выехавшим возвращаться. С 1636 г. иностранцы (португальцы, впоследствии голландцы) могли находиться только на искусственном островке Дэдзима в гавани Нагасаки.

После восстания в Симабара в 1637 – 1638 гг., поднятого угнетаемыми экономически и притесняемыми религиозно христианскими самураями и крестьянами, христианство в Японии было окончательно разгромлено. Выжили лишь незначительные, глубоко ушедшие в подполье группы верующих. Вскоре после этого были разорваны отношения с Португалией, а члены португальской дипломатической миссии были казнены. Всем подданным было приказано «зарегистрироваться» в буддистском либо в синтоистском храме. Голландцам и китайцам было разрешено пребывание, соответственно, на островке Дедзима и в особом квартале Нагасаки. За исключением незначительной торговли некоторых внешних даймё с Кореей и островами Рюкю к юго-западу от японского архипелага, после 1641 г. все контакты с иностранцами были ограничены портом Нагасаки.

Как же в данных условиях добиться от непоколебимого сёгуната желаемого? - да, только Революцией. Христианство в Японии очень скоро стало прерогативой черни, распространяемое через шудр (служащих) у аристократии. Одну из ключевых партий в деструктивном процессе модернизации блестяще сыграли женщины:

Хосокава Тама, в исторических хрониках и учебниках средних школ именуемая Хосокавой Гараси, потомственная «герцогиня», дочь тимократа Акечи Мицухидэ. В девичестве Тама, она получила имя Гараси, как производное от имени, данного по крещению, Gracia [Грейси, Грэйс - Милосердие]. Была выдана замуж за Тадаоки Хосокава в возрасте пятнадцати лет; брак был, в принципе, успешен, - семья обогатилась пятью (или шестью?) детьми. В июне 1582-го, ее отец Акечи Мицухадэ предал и убил своего, и супруга дочери, сюзерена - Оду Нобанагу. Впоследствии, Тама стала известна как «дочь предателя». Не желая разводиться с нею, Тадаоки выслал её в деревню Мидоно, находящуюся в горах Полуострова Танго (ныне префектура Киото), где она скрывалась до 1584 года. Когда страсти вокруг убийства вельможи отцом Тамы поутихли, Тадаоки вернул жену в родовое поместье, при условии не покидать крепость в Осаке ни под каким предлогом.

Одна, самая близкая телу и душе хозяйки служанка Тамы происходила из христианской семьи. С помощью мужа, проповедника по призванию Такаяма Укона, горничная сумела убедить мать семьи Хосокава отказаться от веры предков и принять крест. Тем более, что муж, в виду обострения ситуации на внутренних фронтах, к супруге охладел. Итого: одним предательством меньше, одним больше, только Господь всепрощающ, между тем, как родовые боги зачастую практикуют принцип «бей своих, чтоб иные боялись».

Весной 1587-го Тама сумела тайно посетить церковь Осаки, и несколько месяцев спустя, когда она услышала, что Тоётоми Хидеоси провозгласил декрет против христианства, изъявила желание немедленно пройти таинство крещения. Поскольку она не могла покидать дом, ее крестила присная и она получил имя Грэйс. Спустя некоторое время, её муж погиб в междоусобице, далее след её в истории теряется, и начинаются домыслы.

Вот о них и расскажем.

…В эпоху Предания демоны селились племенами в локализованных, созданных Первейшими эксклюзивно для них ареалах – дремучих зарослях бамбука, в щелях скал, в непролазных топях, - человека к себе не подпускали и сами неохотно выползали-выпрыгивали с насиженных мест, где, погружённые в сладко-тягостную дрёму, созерцали Абсолют, дышали Им, и мыслили Его. Изредка покидая родной ландшафт, чтобы учинить карательную операцию по заказу заезжего колдуна или слёзно молившей их в предсмертной агонии женщины, - то было устранение Избытка, уравновешивание сил и стабилизация ситуации.

Заметим, что это не зло в т.н. собственном смысле слова; для последнего, как и для всего «собственного», нужен субъект, в любой парадигме единственно обладающий видением цели и пониманием целесообразности. Способный, таким образом, сделать вывод – это хорошо, это – хуже, а вон то – хуже некуда, подлежит элиминации. Традиционная демонология таковых выводов не делает, - она рассказывает историю, подразумевая, что референт и реципиент воспримут эти сведения, как комплексную объективную данность.

Это уже в прото-модерне, христианском креационизме, богословы заговорили о моральном содержании природы, начав с Августина Аврелия (не у всех тварей судьба одинакова…) и завершая «диатрибами против жаб, змей и [чёрных] кошек» воинствующими апологетами.

Стоит упомянуть, что на микропарадигмальном уровне структуры, фольклоре, не только на Дальнем Востоке, но и в Европе, демонизм превосходно обходился без итожащей морали и этики. Собранные Клодом Сеньолем в книге “Les évangiles du Diable, selon la croyance populaire” народные сказания о Дьяволе – компиляция анекдотов из жизни могущественного существа, по недоразумению оказавшемся в кругу «тварей божьих», и дезориентированного, с одной стороны, занять мало-мальски консистентное положение в данной системе координат, а с другой – инициативами окружающих его существ низкого происхождения, стремящихся отделаться от него во чтобы то ни стало.

Sic, одна из историй свидетельствует, как однажды Дьявол вселился в тело девушки на выданье, и в процессе ритуала экзорцизма «вторженец» из инфернальных миров поставил условие – он покинет захваченное тело в том случае, если ему предоставят чью-либо живую плоть для последующего применения. Кюре, проводивший процедуры изгнания, предлагает «выйти» через глотку девицы и вселиться на полных правах арендатора в пономаря, – через анус. Смущённый бес вынужден был, в буквальном смысле, сквозь землю провалиться. (N.B. – подобные легенды зачастую крайне плохо сказываются на здоровье персонажей: большинство побывавших в объятиях, изнутри или снаружи, Сатаны в скором времени умирают от «неведомой болезни»).

Поясним один существенный нюанс – в данной ситуации изобретать вариации на тему «если бы, да кабы», Дьявол-де, мог быть «умнее», а провинциалы – менее находчивы, - неуместно; в пределах «немного приукрашенной архаики» нет ничего, за исключением заданного сюжетом нарратива. Это чистому креационизму, в котором, разумеется, уже не находится места спасению [улучшению ситуации] и самих демонов, и «злокозненных диаволопоклонников», Дьявол, собственно, нечеловечески умён, властен в равной степени над φύσις и τέχνη, настолько прекрасен, что совращает даже ангелов и святых. И так далее, лестные эпитеты и комплименты можно расточать до бесконечности.

Завершается всё это на гностической экстраполяции, – Иалдабаоф с Хоронзоном укореняются в современной культуре, «окормляемой духовно» креационизмом, как единственные (повторимые много-много раз в аватарах различной конфигурации, функциональности и в известном смысле) Отцы, а всё Знание, что мы располагаем о Христе, относится прежде всего, к Антихристу. Современному антихристу, появление которого - предтеча Второму Пришествию Его. Как и говорил преподобный Зосима Соловецкий: «Когда услышите, что пришел на землю или явился на земле Христос, то знайте, что это Антихрист».

Фильм Samurai Reincarnation [Makai Tenshō, 1981] Киндзи Фукасаку повествует о том, как демоническая экспансия осуществляется благодаря, а не вопреки христианизации.

Буддистская доктрина «встретишь бодхисатву – убей бодхисатву» в «Реинкарнации» получает буквальное воспроизведение: ставшие бессмертными мертвецы, - по существу, «апостолы», уничтожаются Дзубеем так, чтобы не восставали больше никогда.

Осознав, что на почве враждебной ему (и Ему, креационистскому Отцу) манифестационистской Традиции христианину можно прижиться только одним способом – стать абсолютизируемым Злом, полюсом, концентрированно и целенаправленно борющимся с Традицией, Амакуса Широу становится радикальным субъектом, первым среди неравных, но в иерархии. Расшатываемой и, в конечном итоге, рухнувшей иерархии. Но, прежде следует изобразить письменный портрет исторической личности.

Амакуса Широу, также известный как Масуда Широу Токисада - инициатор Восстания Симабара. Будучи сыном прежнего главы клана Кониси Масуда Дзинбей [прибл. переводится как «отважные защитники плодородных рисовых полей»], Широу родился в Ками-Амакуса, известном как Кумамото. Уже в юности, - а прожил он всего 17-18 лет, ангажирован «оргкомитетом» Симабара как "Четвертый Сын Небес" [выразившись птичьим языком – “Кварта”], чьё явление предсказывалось иезуитским епископом-миссионером, св. Фрэнсисом Ксавье. Что означало – предназначенным быть персонификацией Мессии, возвещающим Новый Завет в Японии. Крестьяне и ремесленники уверовали в него, как в воплощение Спасителя, обещанного о. Фрэнсисом Ксавье; сыном божьим, рожденным на родной им Земле; также, фольклор уверяет, что Широу был чудотворцем. Широу погиб при обороне цитадели Хара. Его отсечённая дайто голова была водружена на пику, и пронесена на триумфальной процессии в Нагасаки; позже она становится одновременно святыней островных «катакомбных» христиан и символом угрозы потенциальным мятежникам.

Незадолго до казни Широу составил поэтический некролог, озаглавленный как "Ныне те, кто осаждён вместе со мной в крепости сей, да войдут со мной в Царствие Небесное".

A propos, в англоязычной Википедии зачем-то написали, что Широу будто бы «перешёл на сторону Тьмы», хотя на протяжении всего фильма он периодически предлагает воссоединиться под эгидой Христа против синтоистов. Ставший бессмертным демоном, Широу практикует чёрную магию и некромантию. Первой он воскрешает уже знакомую нам Грэйс Хосокаву. В контексте тотального рессентимента (знаменующего собой смену парадигм по-вестерновому) характерные черты Хосокавы по-археомодерновому «переврали», - муж якобы насмехался над её целомудрием (хотя какое там целомудрие при детях числом пяти). А женщина не прощает язвительных замечаний о бесплодии и фригидности. Аналогичным образом, сыграв на имманентных женскому естеству чувствах, Широу возвращает инфернальной особе по-человечески обаятельный образ: до этого физическое воплощение Хосокавы было не более привлекательным, чем Идзанами в период пребывания в Стране Мёртвых: сочащийся гноем труп, облачённый в лохмотья. Важно заметить также, что Широу называет Хосокаву «не упокоённой с миром», намекая, что обратно в иерархию «вечно» дремлющих духов предательницу во имя Христа не пустят.

Далее происходит «косвенное убийство» (подстрекательство и подлый удар по особо болевой точке) легендарных героев, заставших не лучшие для себя времена. Это Миямото Мусаши, непревзойдённый мечник своей эпохи, уставший от бесчисленных и уединившийся в затхлой пещере; Ишун – буддистский священник, прославленный своими ратными подвигами – теперь он грезит о некрофилических оргиях; для шпионажа и прочих «тонких» заданий – виртуозно владеющего мечом сельчанина Киримару; в финальную схватку с антагонистом – малым сотером вступает захваченный позже остальных Таяма Ягу, придворный эксперт по оружию, тактик и стратег. Окружив себя элитной гвардией, Широу отправляется мстить за тридцать семь тысяч христиан, бесславно павших в ходе подавления мятежа Симабара; чтобы представить заурядный (таковые случались раз в десятилетие) мятеж ни больше и не меньше – вос-станием, восстановлением так называемых прав и свобод, Амакуса сакрализует его.

Внушив наследнику престола Токугава иллюзию, что поражаемые его стрелами загонщики – сами олени, Широу превращает царскую охоту в сеанс коллективного гипноза. Семерых смертельно раненых по его же совету приколачивают к крестам, - в сюжете не дано ни одного намёка, что это были новообращённые. Но Широу это не останавливает, его целью является фундаментальный парадигмальный сбой. Две трети сюжета, который мы, разумеется, пересказывать не станем, посвящены этому.

Собравшаяся оплакать казнённых ни за что толпа поначалу читает буддистские сутры и колотит камнями о камни, стирая кожу на мозолистых руках – простейший «ритуал скорби». Появляется Антихрист, и внушает, опять-таки, женщине, религиозную экзальтацию. То, что женщина обнажает грудь и истошно вопит – вполне умещается в христианскую гетеродоксальную (с точки зрения Догмата - еретическую доктрину). Вот что пишет Мирча Элиаде об этом феномене в третьем томе «История веры и религиозных идей: От Магомета до реформации»:

Вдохновленное идеалом vita apostolica, это народное религиозное движение напоминало вальденсов, которым было присуще неприятие как мира, так и католического духовенства. Возможно, некоторые из бегинок предпочли бы обитать в католических монастырях или, по крайней мере, не отвергли бы духовного наставничества доминиканцев. Так, например, Мехтхильда Магдебургская (1207-1282), первая женщина-мистик, оставившая сочинения на немецком языке, называла св. Доминика "своим возлюбленным Отцом". В трактате "Свет Божественной благодати" Мехтхильда использует мистико-эротическую символику брачного союза. "Ты во мне, а я в Тебе". Она утверждает, что слияние с Богом способно освободить человека из-под власти греха. Гибким и добросовестным умам данное утверждение само по себе не представлялось еретическим. Действительно, некоторые Папы и многие богословы отдавали должное набожности и рвению бегинок. Однако в большинстве своем, особенно начиная с XIV в.

Папы и теологи были склонны обвинять бегардов и бегинок в ереси, и, по традиции, в оргиях, свершающихся по наущению дьявола. Но истинная причина их преследования заключалась в ревности духовенства, предпочитавшего видеть в благочестии бегинок и бегардов лишь гордыню и лицемерие.

Согласимся, что религиозная экзальтация действительно неоднократно приводила к инакомыслию и даже, с точки зрения церковных властей, к ереси. Впрочем, в XIII-XIV вв. еще не существовало четкой границы между ортодоксией и инакомыслием. С другой стороны, некоторые религиозные сообщества выдвигали непосильные для человека требования к его религиозной жизни. Церковь, чувствуя опасность подобного идеализма, жестоко его карала, тем самым упуская шанс удовлетворить потребность верующих в более искренней и глубокой христианской духовности.

Итак, сломив ограду, «массы народные», созерцавшие сверкающие кресты с новоявленными великомучениками, бросаются отвоёвывать у традиционных изуверов святыни; Широу подливает масла в огонь, вознося над толпой копьё с насаженной на острие головой «окружного судьи». После чего, революционный класс несётся по дороге к Эдо с факелами, кольями и топорами резать и жечь осточертевших господ. В отличие от псевдомифов, сродни «Ленин на броневике», Амакуса Широу руководит мятежниками дистанционно. Потому что, во-первых, благородное существо, несущий не мир, но меч, - не ровня буйной черни. Во-вторых, человека в состоянии архаики, и далее – премодерна, вовсе не обязательно «вести», контролировать и координировать; достаточно подбросить удачный «повод», чтобы толпа озверела, и работала как цельный организм, сметающий и пожирающий, подобно «песчаному червю» из "Дюны" Фрэнка Герберта, всё на своём пути. Гвардия из ста мечников и приблизительно того же количества стрелков не смогут против многотысячной толпы что-либо сделать: крестьянство, вайшьи и шудры попросту их завалят собственными трупами, что в «Реинкарнациии самурая» и представлено.

Обратим внимание на то, что представителям высших каст Амакуса Широу сулит те же «скромные счастья». Миямото желает слушать «песню флейты» дочери кузнеца Мурамасы вечно; Ишун – избавиться от навязчивых садистических фантазий; госпожа Хосокава жаждет супруга, обожавшего и обожествлявшего бы её (таковым становится глава Токугавы, Тадаоки), - всё это включено в ритуал соблазна, осуществляемый Широу. И только Киримару, «чистый архаик», оказывается вытянут обратно в традицию из сферы господства радикального субъекта модерна, за что и гибнет от магии Широу.

Человеку модерна, напротив, требуется умопостижимая и основательная мотивация, чтобы пошевелить пальцем (на курке), - и потому, от XVI века руководители мятежей и революций были вынуждены с уленшпигелевским задором и фурором интеллектуала «говорить и показывать», ставшим невыносимо требовательными массам. Собственно, революция в России удалась не в последнюю очередь потому, что народы Империи с лёгким сердцем и отсутствующим [на рабочем месте – у станка и плуга] умом приняли новое ярмо взамен старому, не различая веса и того, и другого.

И, в завершении эссе о Реинкарнации Самурая, - несколько слов о сотериологии. Антагонистом Антихриста, наиболее близкого к Христу, в Makai Tenshō выступает наследник клана Ягу, рода военачальников и полководцев. Ягу Дзубеи, побеждает в данном диспозитиве Радикальный Субъект средствами и методами Традиции. Тем самым, его фигура отнюдь не парадоксальным, но естественным образом, сближается с архангелом Михаилом, вооружённым мечом пламеннымп, изгоняющим одну за другой ипостаси Большого Антихриста.

Упоминаемый выше Сэнго Мурамаса выковывает последний свой клинок, и апробирует его со словами «Если встретишь бога – этот меч убьёт и Его». Буддистская доктрина «встретишь бодхисатву – убей бодхисатву» в «Реинкарнации» получает буквальное воспроизведение: ставшие бессмертными мертвецы, - по существу, «апостолы», уничтожаются Дзубеем так, чтобы не восставали больше никогда. Ведь это - «испорченные» креационистским демонизмом существа, функционирующие лишь в одном модусе, и только на отведённое им время. Не то, что демонизмом манифестационистским – в ситуации премодерна демоны ничего не хотят и никому ничего не должны. Всё у них есть.

А Широу в финале отсекают голову, после чего, испечённый в пламени горящего Дворца, обители сакрального, Терафим манифестирует, что они с Ягу Дзубеем ещё неоднократно свидятся, и мало ли – он победит, а может быть, и нет. Но сейчас он ввергнут в озеро огненное, полное серы, - выполнив своё Предназначение в Мiре сём: после падения клана Токугава микроконтинентальная Империя никогда больше не восставала в былом величии. По сравнению с предыдущими эпохами реставрация Мэйдзи была не более чем протезированием ампутированного органа - сакральному Государю аллегорически и буквально «сняли голову».

P. S. Японская Православная Церковь основана в 1836-м году архиепископом Николаем Японским (в миру — Иван Дмитриевич Касаткин), в 1970-м году причисленным к лику Святых равноапостольных Русской Православной Церковью. Вопреки дискурсивным инсинуациям противников православия, ЯПЦ никогда не влияла на исконные верования островитян, впрочем, как и сами японцы не проявляли ни малейшей враждебности к восточному христианству. Причины тому лучшим образом иллюстрирует пресс-конференция по приезду в Россию Далай-ламы, популярного как и на Западе, так и на Востоке: один журналист спросил его, планирует ли глава буддистов всего Мира обращать русских в свою веру. Далай-лама как-то странно посмотрел на газетчика, и ответил [приблизительная цитата]: "А зачем? У вас есть своя очень хорошая религия, я могу только соглашаться со многими её постулатами, не отвергая и остальных. Но я родился на Востоке, мы все [буддисты] рождены на Востоке, поэтому должны принять то, что велит нам само бытие". Мы полагаем, что японцы относятся к православию так же.